БутАстика (том I) - Андрей Буторин

– Ты красивая… – невольно прошептал он.

– Я знаю, – так же тихо ответила Шека, а потом, оглянувшись на притихших вокруг костра женщин, выкрикнула: – Идите вдаль!

Дикарки безмолвно поднялись и тут же растворились в лесной темноте.

– Что ты сказала Туру? – спросил Зел. – Что такое «карраса»?

– Тот, кто часто и подолгу испражняется, – усмехнулась дикарка.

«Засранец», – «перевел» Зел и подумал, что Шека говорит больше и куда лучше, чем встреченные им до этого варвары. Недаром она стала их предводительницей. А Туру ему стало даже немного жалко. Наверное, очень обидно услышать такое из уст любимой женщины, да еще в присутствии другого мужчины, которого Туру наверняка посчитал соперником. И, скорее всего, не напрасно.

Шека вскоре подтвердила его нескромные мысли.

– Ты – мой мужчина, – потянула она его за здоровую руку. – Пойдем, ляжешь со мной.

– Но мне надо рассказать тебе… – слабо запротестовал Зел, с ужасом ощущая, что чувство вины перед Соней совершенно исчезло, словно сгорело, испарилось в пламени костра, отражающемся в глазах напротив. Он был готов идти за этой закутанной в звериные шкуры дикаркой куда угодно, лишь бы она продолжала смотреть на него, касаться его руки…

– Потом, – мотнула огненной гривой Шека и повела Зела за руку, словно послушного ребенка.

Недалеко от костра стоял шалаш, сложенный из ветвей хвойного дерева, которое земляне называли «елью». В этом шалаше все и случилось. И лишь после этого чувство вины снова вернулось, захватило, сжало Зела почти до физической боли. Он отвернулся от дикарки и, чтобы хоть как-то отвлечься, заглушить его, хоть немного унять, торопливо принялся пересказывать Шеке свою «легенду», переходя то и дело на русский язык. К своему стыду, он чувствовал облегчение оттого, что Игнат был уже мертв – по крайней мере, не пришлось высказывать «подозрительную» и весьма опасную просьбу Фасонова.

Закончив рассказ, он повернул к молчавшей дикарке голову. В проникающем сквозь «еловые» ветви слабом свете догорающего костра ее разбросанные по ложу волосы казались угольно-черными. Их владелица безмятежно спала.

Снаружи послышался слабый шум. Сначала Зелу подумалось, что это ветер играет ветвями деревьев, но шум, точнее, шорох, был слишком ритмичным, словно кто-то скреб ножом по стволу дерева через равные промежутки времени: «Шарк-шарк… Шарк-шарк-шарк… Шарк-шарк…»

Стараясь не потревожить Шеку, Зел выбрался наружу. Возле ближайшего к шалашу дерева стоял Туру. Он призывно мотнул головой и направился вглубь леса.

Зел проверил, на месте ли нож, и подосадовал, что придется действовать левой рукой. В том, что Туру вызывает его на поединок, он был почти уверен.

Но если дикарь и собирался убить соперника, то не рискнул этого делать сразу после ссоры с возлюбленной – слишком очевидным было бы его участие в этой смерти, а тогда и его собственная гибель последовала бы почти без задержки – в характере Шеки можно было не сомневаться. А сейчас Туру лишь завел Зела подальше в чащу, остановился и сказал, отвернувшись:

– Не верь ей. Всегда врет.

«Насчет каррасы?» – едва не вырвалось у Зела, но вслух он сказал:

– Она ничего пока не сказала.

– Сказала. Три мертвых охотника – ложь. Что скажет еще – будет ложь. Шека говорит, что надо ей. Делает, что хочет она. Ты не нужен. Надоешь – убьет. Беги сейчас.

– Куда бежать? – растерялся Зел.

– Куда хочешь. Вдаль.

– Но… я не хочу бежать. Хочу быть с вами.

– Ты хочешь быть с ней. Глупец! Она врет. Я покажу тебе.

Туру велел подождать и скрылся за деревьями. Вскоре он вернулся, но не один, а со связанным сверху по пояс молодым мужчиной. Из-за облаков выглянула щербатая пепельно-серая Нула, и, вздрогнув от неожиданности, Зел узнал в пленнике сына мэра Игната.

– Ты… жив?..

– Как видишь. А что здесь делаешь ты?

Зел замялся. Игната не хотелось обманывать, для него могло оказаться важным узнать правду. Но рядом был Туру…

Игнат уловил его смятение и улыбнулся разбитым беззубым ртом:

– Говори по-русски, эта обезьяна не поймет ни слова.

Тогда Зел торопливо рассказал ему все. За исключением, разумеется, того, что случилось в шалаше.

Игнат неожиданно расхохотался.

– И ты поверил?! – отсмеявшись, воскликнул он. В голосе парня Зелу послышались досада и жалость. А еще его неприятно покоробило то, что уже второй человек подряд обвиняет его в излишней доверчивости.

– Кому? – буркнул он. – Шеке?

– При чем тут эта волосатая обезьяна? Кто в здравом уме верит грязным животным? Я говорю про отца.

Зел едва не вспыхнул, услышав, как Игнат отозвался о Шеке, но упоминание парня о мэре заставили его забыть обо всем и разинуть рот.

– Ты хочешь сказать, что Виталий Палыч… что твой отец – лжец? Но что в его словах неправда?

– Все, – усмехнулся Игнат. – Начать хотя бы с того, что установку силового поля и передатчик можно легко починить. Он лично занимался моим образованием, часто водил меня на Корабль в последние годы, и я догадался. Он понял это и взял с меня слово, что я буду молчать.

– Но зачем ему это?! Ведь это сняло бы столько проблем!..

– Чьих проблем? – прищурился и без того едва видимым, подбитым глазом сын мэра.

– Наших, – взмахнул руками Зел. – Людей колонии!..

– А ему насрать на людей. Для него существует всего один человек – он сам.

– Тебя он тоже любит…

– Любит? Почему же тогда не обменяет меня на тот же сраный Корабль?

– Он как раз и просил меня… – начал Зел, но тут же отчаянно замотал головой: – Нет, я не верю! Не понимаю, зачем Виталию Палычу врать! Так врать…

– Зачем?.. А затем, что он очень любит власть и не хочет ни с кем ею делиться. Ведь если заработает защитное поле Корабля, всю охрану с его периметра можно будет полностью перебросить на защиту города. Отец боится, что тогда она станет чересчур мощной силой, а роль самого Кучерина возрастет многократно. Зачем тогда будет нужен мэр? Его власть станет никчемной, игрушечной – разве что следить, сколько навоза привезли из «свинарников» на поля и полностью ли снабдили детский садик горшками. А работающий передатчик для него вообще страшная вещь. Ведь если сюда начнут прилетать новые колонисты с Земли, то отца могут запросто «подвинуть», не такой уж он незаменимый организатор – просто оказался под рукой в нужное время.

– А ты? Почему ты молчал обо всем этом?!

– А зачем мне кому-то было говорить? Ведь это все-таки мой отец. А на всех остальных мне тоже насрать. Быть сыном мэра все же приятней, чем убирать навоз за свиньями, двуногими в том числе. Но это было раньше, – продолжил Игнат после недолгой паузы. – Теперь, раз он так со мной поступил, я передумал молчать.

– И кому же ты рассказал?..

– Да вот хотя бы тебе, – усмехнулся пленник. – Но тебе это вряд ли поможет, отец подставил тебя по самое «не балуйся». Сунешься с обезьянами за периметр – вас тут же всех передавят; уверен, туда уже стянуты все имеющиеся силы.

– Они не обезьяны! – не удержавшись, выпалил Зел. – И ты врешь! Ты тоже все врешь!..

– Ну да? – опять усмехнулся Игнат. – Ах да, я забыл – ты такая же зеленоволосая обезьяна. Ничего, скоро ты получишь моим словам подтверждение – пулю в лоб. Хотя нет, у нас же стало совсем плохо с патронами, так что, вероятней всего, ты получишь в лоб арбалетный болт. Но вряд ли ты успеешь почувствовать разницу.

Сын мэра расхохотался. А потом из-за деревьев выпрыгнуло около десятка дикарок с Шекой во главе. Зела, Игната и Туру скрутили. Впрочем, сын мэра и без того был связан, что несколько смутило Шеку.

– Карраса! – набросилась она на Туру. – Ты хотел их отпустить?!

– Только его, – мотнул дикарь головой на Зела.

– Ты будешь убит!

Туру в ответ лишь улыбнулся и спросил:

– А он?

– А он нет! Он поведет племя, куда говорил. Пойдет впереди. Если обманул, умрет первым.

Зел уже не знал, радоваться ему или нет тому, что Шека не убила его сразу. Его мысли перепутались настолько, что он не знал уже, кому верить. Ладно Фасонов, ладно его сын, ладно Шека и этот «карраса» Туру – он не мог уже верить себе самому! Любил ли он Соню? Разумеется, да. Но он изменил ей с такой легкостью и, говоря откровенно, с таким удовольствием, что слова о любви, даже произнесенные мысленно, отдавали сейчас столь беспросветной ложью, что мерзкий запах от них ощущался почти физически. И даже сейчас, видя рядом с собой разгневанную дикарку, он чувствовал не страх за свою жизнь, а едва сдерживаемое вожделение. Он любовался ее фигурой, ее голосом, ее роскошными волосами, которые в свете зарождающегося нового дня уже отдавали явной зеленью.

Немного остыв, Шека решила не казнить Туру. Пока Зел любовался ею, дикарка успела переброситься несколькими фразами с Игнатом, и сын мэра поделился с нею своими сомнениями насчет предложенного Зелом плана.